Дорожная карта чечено-ингушских противоречий

Очередной виток конфликта руководителей двух соседних северокавказских республик – Чечни и Ингушетии – проявился после публикации в блоге Рамзана Кадырова поста, содержащего обвинение его ингушского коллеги в попытке пересмотра договоренностей о чечено-ингушской границе, достигнутых ранее в Кремле. Хотя чеченский лидер здесь же заявляет о возможности легкого примирения путем отмены всех актов, противоречащих этим договоренностям, эксперты отмечают, что способов разрешить данный конфликт не так уж и много. Причем аргументы, используемые сторонами спора для его разрешения, не только не помогают найти компромисс, но и способны вовлечь в конфликт новые стороны.

Одной из самых сложных проблем, оказывающей сегодня значительное влияние на политику в Северо-Кавказском федеральном округе, является обострившийся в августе прошлого года давний территориальный спор Чечни и Ингушетии. Конфликт, изначально проявившийся в серии личных оскорблений, которыми обменялись руководители этих регионов - Рамзан Кадыров и Юнус-Бек Евкуров, вскоре перерос в требование пересмотра административных границ. Причем в ходе споров вокруг «перекройки» карты местные политики вспомнили и о другом спорном вопросе – территориальных претензиях Ингушетии к Северной Осетии. По мнению экспертов, на сегодняшний день перспективы решения спора между Чечней и Ингушетией еще не ясны, а то, по какому сценарию будут развиваться дальнейшие события, во многом зависит от позиции Кремля и благоразумия местных политиков. Однако уже сейчас ясно, что если местным элитам так и не удастся прийти к приемлемому для обеих сторон конфликта решению, это может привести к затяжному политическому кризису, разрешить который без значительных потерь будет не под силу даже Кремлю.

В наиболее сложной ситуации оказался глава Ингушетии Юнус-Бек Евкуров. Итоги этого конфликта для него носят принципиальный характер, так как, если оспариваемые Чечней границы будут изменены, и без того небольшая ингушская территория сократится почти на две трети, что, скорее всего, приведет к потере этой республикой статуса самостоятельного субъекта Федерации. Ситуация в республике также осложняется конкуренцией различных элитных группировок – в частности, достаточно сильны здесь позиции бывших руководителей региона Мурата Зязикова и Руслана Аушева, причем последний недавно заявил, что, в случае если в республике состоятся выборы президента, он примет в них участие.

Еще один нерв кавказской политики, влияющий на ход развития событий в этом споре, – это давнее стремление Рамзана Кадырова распространить свое политическое влияние за пределы Чечни, путем завоевания статуса лидера вайнахов, а в перспективе - и всех других кавказских национальностей. Значительный политический вес, которым он обладает, связан с ролью Кадырова в политике Кремля на Северном Кавказе. Политическое поле Чечни зачищено настолько, что фигуры, способной заменить Кадырова на посту президента этой кавказской республики, в настоящее время просто нет. Именно по этой причине Кремлю приходится терпеть развязное поведение выходца из влиятельного сепаратистского клана, который хоть и перешел на сторону федерального центра, но так и не привык жить по сформулированным Москвой правилам. В сложившихся условиях противнику Кадырова - бывшему кадровому офицеру Евкурову - ничего не остается делать, кроме как ждать поддержки из Центра.

Понятно, что администрация президента также не может игнорировать данную проблему, ведь появление в этом регионе нового очага конфликтов может ударить по рейтингу Владимира Путина, чье имя в общественном сознании россиян прочно ассоциируется с «усмирением» Кавказа. Однако Кремль вынужден занять подчеркнуто сдержанную позицию, предпочитая публичным заявлениям личные телефонные переговоры с руководством этих республик. Эта «приватная» тактика Центра связана с его опасением относительно возможности своими публичными действиями раздуть пламя конфликта, разгоревшееся между соседними республиками.

Национальные чувства в «боях» за историю

Не может не обращать на себя внимания желание сторон конфликта найти исторические аргументы, подкрепляющие их позицию. Однако резонное, на первый взгляд, стремление - искать решение проблемы в том же месте, где лежат ее причины, не всегда продуктивно, что отчетливо проявилось в споре руководства соседних республик.

Первым в этот спор ввязался Кадыров, публично заявивший, что нахождение Сунженского и части Малгобекского районов в составе Ингушетии противоречит интересам чеченского народа. Свою точку зрения руководство Чечни подкрепляет апелляцией к фактам истории, видя доказательство своей правоты в том, что до присоединения Ингушетии к Чечне в 1934г. спорные территории были частью последней.

В свою очередь, руководство Ингушетии заявляет, что в случае если Чечне в данном споре будет позволено требовать восстановления «исторической справедливости», то и ингушская сторона не видит для себя ограничений в использовании того же аргумента по отношению к другой спорной территории - Пригородному району Северной Осетии, который на момент объединения Чечни и Ингушетии в 1934г. входил в состав ингушских территорий и был передан Северной Осетии после депортации с Северного Кавказа чеченцев и ингушей в 1944г.

Однако, по мнению экспертов, отсылки к восстановлению «исторической справедливости» при решении современных политических проблем способны принести больше вреда, чем пользы. Так, с точки зрения академика РАН, директора Института этнологии и антропологии им. Н.Н. Миклухо-Маклая РАН Валерия Тишкова, использовать «восстановление исторической справедливости» в качестве аргумента при решении «современных политических проблем» невозможно, так как это может привести к порождению новой «исторической несправедливости».

Руководство соперничающих регионов должно понимать, что, обращаясь к истории как к аргументу в политической борьбе, далеко не всегда можно получить одно «бесспорное» доказательство отстаиваемой точки зрения, поскольку отбор и интерпретация фактов прошлого доступны всем сторонам спора. Это обозначает, что в любой момент может появиться новая версия интерпретации прошлого, которая под тем же флагом восстановления «исторической справедливости» будет претендовать на статус объективного доказательства принадлежности спорных территорий любой другой заинтересованной стороне, пока не проявляющей своего интереса.

Причем, обратившись к недавней истории национальных движений в этом регионе, можно без труда подыскать вероятных претендентов на восстановление «исторической справедливости». Таковыми могут стать, например, активисты казачьего этнонационального движения, которые еще в начале 1990-х гг. требовали восстановить территорию упраздненной Терской области. Понятно, что если этот или другой подобный сценарий развития событий действительно будет опробован в данном регионе, последствия могут быть весьма печальными – начиная от обострения межэтнической напряженности и заканчивая открытым вооруженным столкновением.

Все это, в конечном итоге, заставляет задуматься над тем, стоит ли руководству двух соседних республик искать пути к приватизации своих национальных квартир. А пока они ищут приемлемый для себя ответ на данный вопрос, населению этих регионов остается лишь надеяться, что поиски «исторической справедливости» на карте Северного Кавказа не приведут к новым несправедливым решениям в отношении людей, живущих здесь сегодня.

Святослав Дмитриев