Перестали бояться и начали жить

Россия изменилась, она больше не намерена терпеть западную политику сдерживания – вот главная мысль президентского послания. Сказанное Путин немедленно подтвердил делом, приняв Севастополь и Крым в состав РФ.

«Крымскую» речь Владимира Путина следует воспринимать в двух аспектах: с одной стороны, она стала финальной точкой в процессе воссоединения Крыма с Россией, с другой – послужила отправным пунктом новой стратегии Кремля, стратегии восстановления единства русского мира.

До последней минуты многие не верили, что в истории с Крымом Путин пойдет до конца. Прогнозировали замораживание Кремлем процесса воссоединения с целью получения наиболее выгодных позиций для переговоров с Западом. Полагали, что такой козырь, как возможность включения полуострова в состав России, дает ей право требовать соблюдения интересов русского населения на Украине.

Кроме того, все понимали, что Путину приходится принимать решение в условиях непрерывно возрастающего давления со стороны США и Евросоюза. Перспектива оказаться в международной изоляции и столкнуться с экономическими трудностями вследствие санкций по идее должна была заставить российского лидера остановиться на занятом к 18 марта рубеже, то есть согласиться на дальнейшее существование Крыма как независимого непризнанного государства, второго Приднестровья.

Путин пошел до конца, подписав с республикой Крым и Севастополем договоры о вхождении этих территорий в состав Российской Федерации. Свое решение президент обосновал не политическими, а нравственными, и потому безупречными, аргументами: «Жители Крыма и Севастополя обратились к России с призывом защитить их права и саму жизнь. <…> Мы не могли не откликнуться на эту просьбу, не могли оставить Крым и его жителей в беде, иначе это было бы просто предательством».

Впрочем, вся эпохальная речь Путина стала апологией воссоединения Крыма с Россией:

- В сердце, в сознании людей Крым всегда был и остается неотъемлемой частью России.

- После революции большевики по разным соображениям, пусть Бог им будет судья, включили в состав Украинской союзной республики значительные территории исторического юга России.

- Я слышал, как крымчане говорят, что тогда, в 1991 году, их передали из рук в руки просто как мешок картошки.

- И когда Крым вдруг оказался уже в другом государстве, вот тогда уже Россия почувствовала, что ее даже не просто обокрали, а ограбили.

- Российское государство, что же оно? Ну что, Россия? Опустила голову и смирилась, проглотила эту обиду.

- Все эти годы и граждане, и многие общественные деятели неоднократно поднимали эту тему, говорили, что Крым – это исконно русская земля, а Севастополь – русский город.

Путин выступал одновременно как адвокат и как прокурор, оправдывая российское вмешательство в дела Украины и обвиняя Запад в использовании двойных стандартов. Он вспомнил право нации на самоопределение и припомнил американцам Косово, отторгнутое у Сербии силой оружия, но с отсылками к международному праву: «Нагнули всех, а теперь возмущаются».

Речь российского лидера была построена так, что не могла закончиться ничем, кроме подписания договоров с Крымом и Севастополем. Путин не изворачивался, пытаясь избежать новых санкций, нет, он выступал с позиций моральной правоты, осуждая западную политику сдерживания России: «Нас раз за разом обманывали, принимали решения за нашей спиной, ставили перед свершившимся фактом. Так было и с расширением НАТО на восток, <…> так было и с развертыванием систем противоракетной обороны».

Но ошибся тот, кто подумал, что все сведется к выяснению отношений России с западными партнерами. Все гораздо хуже для Запада. Путин в своей «крымской» речи фактически отменил неписаные правила, по которым мир жил последние 23 года: «Нас постоянно пытаются загнать в какой-то угол за то, что мы имеем независимую позицию, за то, что ее отстаиваем, за то, что называем вещи своими именами и не лицемерим. Но все имеет свои пределы. И в случае с Украиной наши западные партнеры перешли черту, вели себя грубо, безответственно и непрофессионально».

И сформулировал новые правила: «Сегодня необходимо прекратить истерику, отказаться от риторики «холодной войны» и признать очевидную вещь: Россия – самостоятельный, активный участник международной жизни, у нее, как и у других стран, есть национальные интересы, которые нужно учитывать и уважать».

Это, конечно, вызов всему западному миру во главе с США. Вы можете придумывать любые санкции, фактически говорит Путин, мы будем делать то, что считаем нужным, и теперь нас не остановить: «Если до упора сжимать пружину, она когда-нибудь с силой разожмется». Только возвышенно-патриотический пафос выступления не позволяет предположить, что Путин просто смеется над зарубежными коллегами, намекая им, что на Украине они получили по лбу в силу собственной глупости.

Ради чего он нарывается на серьезный конфликт с Западом, в чем заключаются российские национальные интересы, с которыми все должны считаться? Во-первых, для России действительно важен Крым – в геополитическом, военном, экономическом, культурном и демографическом отношении. Севастополь важен вдвойне, и эта незримая и неразрывная связь жителей города-героя со своей большой родиной чувствовалась даже в Георгиевском зале Кремля.

Но Путин мыслит, конечно, гораздо шире, фактически он декларирует право русских как разделенной нации на воссоединение в рамках единого государства. И не случайно он ищет поддержки у немцев, сумевших объединиться благодаря лояльной позиции Советского Союза. Путинский ирредентизм, однако, в практической плоскости не идет пока дальше Крыма. «Не верьте тем, кто пугает вас Россией, кричит о том, что за Крымом последуют другие регионы», - успокаивает украинцев российский лидер, одновременно убивая надежды русского сопротивления на юго-востоке Украины.

Поэтому те просвещенные националисты в нашей стране, которые решили, что Путин «обозначил рождение России как национального государства русских», выдают желаемое за действительное. Для создания национального государства надо как минимум вернуть населенные преимущественно русскими территории, оказавшиеся после 91 года в составе Украины, Белоруссии, Казахстана и некоторых прибалтийских карликов. Путин, разумеется, не готов идти войной на бывшие советские республики, часть которых сегодня состоит в НАТО, а другие являются партнерами РФ по Таможенному союзу. Да и проживающие там русские не показывают организованного стремления к воссоединению с исторической родиной. Даже на Украине примеру Крыма готовы последовать только в нескольких восточных областях, но и там пророссийские настроения разделяют далеко не все.

Для воссоединения всего разделенного русского народа сегодня, очевидно, нет условий. Заявленное Путиным «стремление русского мира, исторической России к восстановлению единства» следует воспринимать как достойную, но трудно выполнимую задачу. Гораздо более реалистичным выглядит обещание защищать права соотечественников, по крайней мере на Украине, – «политическими, дипломатическими, правовыми средствами». В то же время военное невмешательство России фактически развязывает руки киевской хунте.

Что из всего этого следует? Речь Путина как обоснование включения Крыма и Севастополя в состав России удалась на сто процентов. В качестве отправной точки новой политики собирания русских земель она вызывает много вопросов. Но даже если Крым станет единственной территорией русского мира, которая «вернется домой» при Путине, он не зря удостоился бурных продолжительных аплодисментов. В «крымской» речи президента прозвучало главное – Россия уже не «глотает обиды», а смело называет русские города русскими городами, даже если они временно находятся на территории другого государства.

Глеб Александров