Дмитрий Ольшанский: Украину не спасти, и нужно спасать только то, что действительно наше - в самом прямом узконациональном смысле

Ирредентизм, то есть воссоединение однокультурных, моноэтнических земель и общин под одной государственной крышей, - это прекрасная, благородная идеология.

Но только я почему-то уверен, что Путин на Украине этим заниматься не будет.

Мои добрые друзья, как мне кажется, несколько поспешили записывать его в русские националисты на основании взятия Крыма. Взятие Крыма было быстрым, спонтанным решением, ответом на чужой обвал и чужую атаку.

И для его обоснования - красивый, долгожданный ирредентизм Солженицына и Лимонова Путину пригодился.
Но дальше - если в этой истории будет какое-то «дальше», а я склонен интуитивно предполагать, что оно будет, - начнется совсем другая игра.

* * *

Важнейшим - и несколько полузабытым большим сюжетом традиционной русско-советской государственности - всегда было не столько присоединение «своих земель» или покорение «враждебных земель и государств», сколько укрепление и переучреждение государств чужих, но почему-то существенных и чем-то близких.
Это, повторяю, полузабыто.

Так, в школьном учебнике навсегда остались Бородино, Лермонтов и «Война и мир» - но на самом-то деле ничуть не менее значительной для Александра Первого историей был Заграничный поход 1813 года и взятие Парижа - вовсе не с целью «захвата Франции», но - с целью Реставрации Бурбонов и ликвидации того нового образа мира, который создал Бонапарт.

Таким образом, Александр, вместе с другими, перезапустил французскую государственность.

Далее, в 1848 году Николай Первый - без всякой выгоды, а иногда и в ущерб себе, - занимается подавлением европейских Майданов и помощью европейским монархиям, утверждая «ценности Священного Союза» против всякого новейшего национал-революционного эгалитэ.

Во второй половине 19-го века - впрочем, эта история хронологически намного шире, - Россия почти с нуля занимается созданием государственности разных славянских и православных народов, находившихся под Стамбулом. Не обсуждая сейчас, насколько радикально или умеренно Россия за них впрягалась, замечу, что это, опять таки, был не имперский захват, с одной стороны, и не русификация и расширение собственно русского мира, с другой стороны, а именно учреждение новых наций, новых государств, в которых гениальный Константин Леонтьев, сочувствовавший «неподвижности» османов, видел нашего будущего неблагодарного противника.

Прибавим к этому Константинополь.

Ведь вечный Константинопольский проект тоже не был попыткой перенести столицу России в город-герой на Босфоре и Дарданеллах. А был, скорее, мечтой ребенка о воскрешении родителя - Второго Рима, пусть и в качестве уже опекаемого Москвой, а не ее опекуна.

Большевики не противоречат этому ряду.

Правда, ранняя Советская власть все-таки предпочитала прямое включение советизируемых территорий внутрь себя (хотя и в них она, как позже выяснилось, растила тогда еще невидимые самостоятельные сущности).

Но уже освободительный поход 1944-1945 года, с мрачноватыми его доигрываниями в 1956 и 1968, ни в какой степени не был приращением России, и даже не был, вопреки пропаганде, расширением империи.

Создавая мир своих сателлитов и требуя с них дань военно-политической лояльностью, мы все равно не создавали никаких «эксплуатируемых» имперских провинций.

Мы создавали отдельные, чужие миры. Рожали «советскую Чехословакию» и «советскую ГДР». Дети, правда, потом погибли или сильно мутировали, но это не отменяет суровой добросовестности воспитателя.

Итак, Россия не угнетает своих сателлитов, как это делает империя, и не русифицирует их, как национальное государство.

Она вынашивает и рожает чужие нации и государственности, как странная суррогатная мать, у которой бизнес удивительным образом смешан с любовью.

Дети, впрочем, взаимностью чаще всего не отвечают.

* * *

Все это к тому, что Путин не пойдет на Украину «угнетать и эксплуатировать» Украину, и тем более не пойдет на Украину присоединять какие-то органичные части Украины к России.

Он пойдет на Украину переучреждать и перезапускать саму украинскую государственность и - шире - украинскую нацию.

Сознавая это или действуя интуитивно, он пойдет туда менять идентичность «Нероссии», как союза Кучмы и Бандеры, на идентичность «Малороссии», как союза Гоголя и партизана Ковпака.

Пойдет лечить заболевшую инфекционной австро-венгерской болезнью украинскую нацию, которая должна, по его мнению, наследовать не УПА, а УССР.

И, сделав свое дело, он уйдет, оставив в Киеве легитимного президента, которому подчинятся, по крайней мере, Центр, Юг и Восток страны.

Уйдет, не потребовав за свою тяжелую и неблагодарную миссию ничего, кроме той внекапиталистической, военной и символической дани, которую, в отличие от жестокого ростовщика МВФ, всегда просит Россия от своих сердитых маленьких родственников.

Ну, правда, собственность нескольких «уважаемых людей» будет подтверждена кое-где, куда ж без того.

В общем, он «придет и молча поправит все».

ВВП - Человек из Кемерово.

* * *

Я не могу сказать, что мне нравится эта логика и эта политика.

Император Юстиниан, возвращающий Италию на некоторое время обратно в мир классической культуры, в историческом смысле обречен, хотя его действия масштабны и красивы.

«Если бы Путиным был я», я исходил бы из того, что Украину уже не спасти, она должна жить дальше в варварском мире сама - в том, какой есть, с МВФ, с людьми с кастрюлями на головах, с львовскими лешими и гуцульскими колдунами.

Ее не спасти, и нужно спасать только то, что действительно наше - в самом простом, прямом, узконациональном смысле, - оставляя остальное хоть тов. Псаки, хоть тов. Хармс, хоть черту лысому.

Я на его месте занимался бы только русскими.

Эта - моя, то есть, - политика и победит. Но не сейчас, а потом, уже после того, как ВВП уйдет в историю.
Но пока что он жив, и он русскими заниматься не будет. Это, как он думает, ну или не думает, но все равно «думает», - для него «слишком мелко».

Поэтому он сам попытается стать отцом украинской государственности, сам в каком-то смысле наденет вышиванку и отпустит длинные усы.

* * *

Это - безнадежное дело. И всегда им было - в русской истории.

Но, может быть, величие человека и состоит в готовности к безнадежным делам.

https://www.facebook.com/spandaryan